Из истории Киева и Киевской Руси
|
История предков всегда
любопытна для того,
кто достоин иметь отечество.
Карамзин
|
КОНЕЦ УКРАИНСКОЙ САМОСТИЙНОСТИ
Газеты принесли весть о разгроме петлюровской армии. С этим разгромом связывается, несомненно, конец самостийной Украины. Конец ей пришел, впрочем,
еще раньше, когда гетманская декорация, волею исторических судеб, сошла со сцены и когда рухнула та иноземная сила, которая самостийничество не только
поддерживала, но и давала ему жизнь. Военный разгром Германии одновременно был разгромом и украинской самостийной державы.
Поступательное движение украинской идеи со времени февральского переворота шло вперед сказочно быстрыми шагами. От автономии через федерацию до полной
самостоятельности — таковы основные этапы украинского движения. Первые успехи в деле обособления Украины от России в целом были обусловлены тем, что к
«возрождению» страны привлечена была солдатская масса, для которой украинизация армии была лишь поводом и удобным средством избавиться от принудительной власти
дисциплины. Развал России, слабость государства дали возможность осуществиться, по крайней мере, в теории, таким формам политического устройства страны,
о которых и не мечтали незадолго до этого самые горячие головы украинских патриотов. Самостийность была провозглашена в ту пору, когда никому не возбранялось
провозглашать все, что угодно.
В течение некоторого времени внешним стимулом для углубления сепаратных тенденций была большевистская опасность. И тогда сознанием этой опасности
покрывались различные политические эксперименты вплоть до самостийности. В гетманском кабинете в пору якобы самостийной Украины почти все министры были
настроены определенно русофильски и вряд ли кому из них приходило в голову серьезно думать о возможности разрыва бывшей Малороссии с Россией.
Как всякая дипломатия, и гетманская дипломатия оказалась неискренней. Это сказалось особенно ярко тогда, когда половина министров незадолго до кризиса
гетманства ушла из кабинета, заявив о политической нецелесообразности разрыва с Россией.
Как ни страшна была большевистская угроза, но и она не смогла заставить тех, кто был у власти, уверовать в призрак. Тесная экономическая связь Украины с
остальной Россией шла наперекор всем стремлениям к самостоятельности. Народные массы — это ведь известно всем, кто жил на Украине — в лучшем случае пассивно
созерцали те политические эксперименты, которые производились над Украиной. Телеграмма Пресс-Бюро сообщает о том, что в местах, освобожденных от
петлюровской власти, крестьянство встречает Добровольческую армию самым радушным образом. Не верить этой телеграмме нет никаких оснований, т.к. подозревать
малорусское крестьянство в сочувствии петлюровской армии не приходится. Нет сомнения, что для крестьянина-малоросса украинская армия представляется чем-то
чуждым, почти что иноземным, тогда как в Добровольческой армии с ея трехцветным флагом, вместо желто-голубого, он видит армию свою, родную, национальную.
Украинское крестьянство вековым чутьем чует, что экономической выгоды от разрыва с Россией оно не получит; так же точно оно угадывает культурную связь
со всеми русскими народами, с единой Россией. То, что оказалось непонятным и неприемлемым для теоретизировавшей кучки интеллигентов, было вразумительно и
понятно для народной массы.
О самостийнической позиции малорусской интеллигенции в целом говорить, разумеется, не приходится. Самостийники и количественно, и качественно в большинстве
незначительны, и вербовались они или среди галичан, или среди тех, кто на всякой политической идеологии способен был делать себе карьеру. Огромной же массе
малорусской интеллигенции культурная связь с великорусской Россией привита была органически, и вытравить ее оказалось делом безнадежным. Для кого большая
духовная культура России была пустым звуком, о тех можно сказать, что за душой ничего у них не было и, отказываясь от России, им терять было нечего.
Как характерно, что своя, родная, украинская культура не могла заполнить души таких видных украинофилов, как Драгоманов и его ученик, недавно трагически
скончавшийся Науменко (имеется в виду Владимир Павлович Науменко (1852 — 1919), в 1919 году расстрелянный большевиками. — С.Ф.)! Драгоманов звал своих земляков
к общению с русской культурой; он для родной литературы указывал недосягаемые образцы в литературе великорусской, а восторженный и чистый сердцем Науменко
вошел в кабинет гетмана тогда, когда он стал на путь обратной тяги к России.
Да, старая Россия во многом повинна перед своей младшей сестрой Украиной. Об этом много говорилось, и повторяться незачем. Но разве легче сберегла бы
Украина и себя, и свое культурное достояние, если бы она не пошла под высокую руку России? Почему не думают об этом идеологи самостийности, ослепленные
ненавистью к тому, что часто бывало результатом лишь действия слепой исторической стихии? Пусть научатся они объективному отношению к фактам истории у своего
непризнанного ныне учителя Драгоманова, не раз становившегося защитником попрекавшейся его собратьями «Московии».
Мы не сомневаемся, что Украина в будущем вновь сольется с Россией, как автономная единица, но боимся, что за грехи своих неразумных вождей она, по закону
исторического возмездия, на своем пути к автономии выдержит большую борьбу с теми, кто строит формы политической жизни по принципу «око за око, зуб за зуб».
Проф. Н. Гудзий
Южные ведомости. — 1919. — 20 сентября
(2 октября). — № 167. — С. 2.